Холодный пыльный ветер гонял песок и мусор по оживленным улицам Хургады. Солнце пряталось в вечернем январском море. Весело гудели машины, горели огни фонарей и магазинов, улыбались скучающие туристы, кричали торговцы, играла ритмичная музыка.
Он сидел в открытом уличном кафе и жадно смотрел по сторонам – никогда в жизни не видел столько богатых людей, столько красивых женщин. Ему казалось, что он попал в какой-то странный фильм. Хорошие часы, обувь, кожаные кошельки, дорогой парфюм, синие джинсы, новые машины. По сравнению со всем этим великолепием он чувствовал себя ничтожным и глупым.
Еще вчера он гордился тем, что удалось убедить отца позволить ему уехать из деревни к брату Мустафе. Мать плакала и всё совала ему в руки какой-то сверток с едой. Ей казалось, что Хургада на другом конце Земли. В последнее время еды постоянно не хватало. Мать была беременна шестым ребенком, у нее сильно болели ноги.
Соседская девушка Лейла, в которую он был отчаянно влюблен, украдкой посматривала на него из-под густых влажных ресниц, и счастье переполняло его душу – любовь взаимна, его будут ждать. Он мечтал, нет, он был уверен, что вернется сюда в светлом костюме, кожаных ботинках и очках с затемненными стеклами. Приедет на своей машине, привезет всем подарки. А потом скажет отцу, что хочет жениться на Лейле. У него будут деньги и золото для невесты. Лейла будет счастливо улыбаться. Потом большая веселая свадьба, впереди счастливая жизнь, и даже учеба в университете. Просто сейчас надо ехать Хургаду. Хургада – это страна огромных возможностей.
Он никогда не был так далеко от дома. Лишь пару раз они с отцом ездили в Кену к дяде. У дяди был трехэтажный дом, две постоянно спорящие жены, 4 дочери, много обуви и кресла, украшенные перламутром. Дядя был очень богатым человеком. В Кене, конечно, много людей, но здесь – в курортном городе – были совсем другие чужие люди.
У него на родине молодые женщины не отваживались смотреть мужчинам открыто в глаза, бесшумно ходили, скромно одевались. Сейчас он просто не знал, куда девать глаза от стыда. Блестящие волосы, нежная загорелая кожа, стройные ноги, открытая и прозрачная одежда, яркие губы, светлые глаза… Самое страшное – оценивающие насмешливые взгляды, от них просто бросало в жар. Отец сказал: «В Хургаде одни шармуты». Нет, это не могли быть шармуты. Они были недоступными, сказочно красивыми какой-то чужой ослепительной красотой. Они были просто из другого мира.
Дома, наверное, уже ложатся спать. И вдруг так потянуло назад, увидеть, как мать готовит ужин… Как уставший после работы отец курит на улице кальян с соседом, а рядом играет всегда веселая сестренка… Лейла идет куда-то по улице… Вдалеке блестит Нил, колышутся фруктовые деревья, спелая луна ярко освещает крыши низеньких домов, шепчут насекомые… И этот воздух, густой, влажный, родной… Дома даже дышится легче…
Официант принес кальян. Даже кальян здесь стоит бешеные деньги – 50 фунтов. Это ж кем надо быть, чтобы курить кальян за такие бешеные деньги. Савирисом, наверное.
«Яссер, дорогой, привет, давно ждешь?», – спросил внезапно подошедший Мустафа. Он крепко обнял брата и плюхнулся в кресло напротив. И когда он стал таким – вальяжным, чистоплотным, гордым? Яссер даже на мгновение застыдился своих потемневших от работы рук и старой одежды.
«Как добрался? Как родители? Что нового в деревне? Сосед женился или нет?» – забрасывал его вопросами Мустафа. Он явно был рад приезду брата и очень соскучился по семье. За разговором возникшая неловкость постепенно исчезла.
Мустафа уже два года работал в Хургаде и регулярно присылал домой деньги. Без этих денег им пришлось бы совсем туго. У отца сильно болели ноги, а младшие братья не смогли бы прокормить семью.
«Я нашел тебе работу в отеле, будешь убирать номера», – рассказывал брат. Оказалось, что отель был 3*, находился далековато от дома, зарплата была невысокой, но спасали чаевые. «Пока будешь работать, постепенно выучишь английский, тогда можно уже в турагентство идти или в кафе-шоп – официантом, можно на reception», – не унимался Мустафа. Яссер был на все согласен, только бы заработать денег, чтобы беременная мама и сестренки больше никогда не голодали, а отец мог им гордиться. Только чтобы Лейла еще раз ТАК посмотрела на него.
Дела у Мустафы шли замечательно. Он работал на яхте гидом и снимал с друзьями хорошую квартиру недалеко от Mc’Donalds в самом динамичном районе города. Мустафа выглядел здесь совсем иначе, как-будто был частью этого непонятного пыльного многонационального города. Люди в кафе постоянно с ним здоровались, женщины, похожие на мечту, смотрели с интересом, постоянно звонил мобильный телефон – Айфон (!). Яссер ничего не понимал, казалось, что его брат очень большой человек.
Мустафа смотрел на брата и вспоминал, как впервые попал сюда. Тогда Хургада была вполовину меньше и ему также казалось, что все вокруг – один непонятный сон. Брат казался смешным и глупым. «Ничего, братишка», – думал он, – «пару недель, и ты все поймешь сам, привыкнешь».
Небрежно бросив на стол 200 фунтов, Мустафа быстро встал и потянул за собой Яccера. Яccер в ужасе смотрел на деньги, лежащие на столе. Ему хотелось рыдать от безысходности – дома совсем нечего есть, а Мустафа бросается такими деньгами, когда беременная мать отдает последнее сестрам. Но Мустафа слишком хорошо понимал все, что творится на душе у брата, и постарался отвлечь его разговором о предстоящей работе.
